Сахалинский климатический эксперимент: углеродная нейтральность Сахалинской области и тиражирование опыта на другие регионы РФ
Декарбонизация
Сахалинский климатический эксперимент, стартовавший в 2022 году, стал первым в России масштабным проектом по ограничению выбросов парниковых газов с введением системы квотирования для предприятий с целью достижения углеродной нейтральности отдельным регионом.
На фоне дискуссий об успехах пилотного проекта, перспективах и методах тиражирования опыта Сахалинской области на другие регионы мы побеседовали со специальным представителем губернатора Сахалинской области по вопросам климата и устойчивого развития, координатором климатического эксперимента Миленой Милич.
Само же достижение углеродной нейтральности не позднее окончания 2025 года — это целевая веха внутри более длинного цикла, в который входят такие задачи для Координатора и всех участников эксперимента и уполномоченных органов: проверка устойчивости достигнутого баланса, отработка работы квот и углеродного рынка в разных макроэкономических условиях, совершенствование методик учета и верификации, подготовка предложений по модели национального регулирования, а также продолжение реализации региональных и корпоративных мероприятий с климатическим эффектом.
Если по частям разобрать тезисы, то выделю два смысловых расхождения.
Во-первых, в таком залоге вырывается из контекста один год и один сегмент действия квот в 2024 году, тогда как показатель нейтральности рассчитывается по всему региональному балансу с 2019 года — с учётом сокращений в ЖКХ, транспорте, энергетике и роста поглощения экосистемами. Произошло ли технически достижение той или иной планки по нетто-выбросам в конкретный год, не мешает оценивать вклад механизма квотирования в общую модель регулирования. Кроме того, квотирование вводилось как элемент комплексной системы, а не как единственный инструмент.
Во-вторых, первый год действия квот всегда является периодом настройки: квоты устанавливаются на основе исторических данных и производственных планов, предприятия только начинают учитывать углеродный риск в стратегии, поэтому краткосрочные колебания не могут служить показателем эффективности или неэффективности механизма в целом.
В целом важно смотреть не только на выбросы, но и на их эффективность, экономику.
Единственный и достаточный аргумент против немедленного распространения квотирования (как лишь одного из элементов экспериментального режима) — необходимость предварительной работы по совершенствованию подходов и методик с учётом накопленного опыта и специфики отраслей. Вместе с тем, отменять квотирование в принципе как потенциальный механизм регулирования на данном этапе также нельзя, поскольку это создаст риски для реализации климатических целей и лишит страну необходимого опыта и адаптации к изменениям экономических реалий в связи с изменениями климата.
Таким образом, критика РСПП по отдельным параметрам квотирования внутри Эксперимента справедлива и ее нужно использовать как вход в работу по настройке модели, например: переход к удельной углеродоёмкости, отраслевой подход, гибкость квот, перераспределение нагрузки и реинвестирование поступлений в модернизацию, критерии определения регулируемых секторов и компаний. Более того, хорошим решением было бы заняться этим совместно всем заинтересованным сторонам и носителям экспертизы, как и ранее разработкой самой Методики квотирования, утвержденной Минэкономразвития России в 2022 году. Мы уже получили подтверждение готовности ключевых бизнес альянсов к такой работе.
Так часто цитируемая "преждевременность" масштабирования (что про квоты, что про всю модель углеродного менеджмента в регионах и компаниях) — политико‑оценочное суждение. С точки зрения управления рисками: чем позже Россия будет масштабировать механизмы низкоуглеродного развития, тем выше будут трансграничные и рыночные риски для экспорто‑ориентированных отраслей; отсутствие опыта в разных типах регионов приведёт к тому, что любая будущая национальная система будет строиться вслепую.
Если конкретно о квотировании, хоть это и не первый шаг на пути, выделю следующие плюсы и преимущества элемента системы. Квотирование создаёт рыночный сигнал: превышение квоты ведёт к платежу или покупке углеродных единиц, что экономически стимулирует сокращение выбросов, инвестиции в НДТ и климатические проекты, а также формирует спрос на углеродный рынок. Без квот интерес бизнеса к проектам был бы слабее, а рост рынка — медленнее.
Механизм квот встраивает российскую систему в международные стандарты ("учёт – квоты – рынок – верификация"), делая её прозрачной для инвесторов, партнёров и регуляторов, а также помогает корректно отражать усилия в международных отчётах.
Квоты дают управляемость и предсказуемость: государство может поэтапно адаптировать параметры, а бизнес — планировать модернизацию и инвестиции. Квоты стимулируют технологическое обновление и повышение энергоэффективности, особенно при переходе к удельной углеродоёмкости продукции.
Наличие квот требует обязательной верифицированной отчётности, что повышает качество данных, развивает институты верификации и доверие к системе. Верифицированные данные становятся основой для кадастров и аналитики.
Квотирование интегрирует добровольные инициативы бизнеса с обязательным регулированием, превращая климатические проекты из маркетинга в инструмент управления рисками и доходами.
Важно отметить, что в любом случае, масштабирование необходимо для новых отраслей и регионов: это позволит получить опыт регулирования, подготовить инфраструктуру и избежать рисков при внедрении на уровне страны. Ведь по настоящее время далеко не все отрасли в принципе прошли экспериментальное квотирование по объективным причинам (например, не представлены на Сахалине). Но ряд из них попадают под СВАМ – а значит, рисково не получить опыт и не научиться считать и регулировать такие предприятия в стране.
Считаю, в регионах с новыми отраслями и экосистемами нужно масштабировать внедрение элементов углеродного регулирования в экспериментальном режиме. Причем помимо квотирования, можно провести анализ потенциального внедрения других методов (carbon tax) и масштабирования экспериментального режима с новыми механизмами. В какой перспективе и в каком темпе – вопрос требующий проработки с учетом национальных и международных реалий.
Как согласовать позицию РСПП, выступающего против механического копирования сахалинской модели, с планами по распространению эксперимента на другие регионы? В чем суть подхода федерального центра?
То, что РСПП выступает против "копирования формы без оценки содержания", — как раз наш общий аргумент в пользу сахалинской модели: модель изначально разрабатывалась как эксперимент; то есть сама федеральная рамка исходит из необходимости анализа содержания, а не механического масштабирования. В федеральных решениях и рекомендациях уровня профильной Госкомиссии и на других площадках сейчас речь идёт не о моментальном переносе всех параметров сахалинского механизма в другие регионы, а о формировании пилотной волны территорий для отработки разных конфигураций регулирования: с разной структурой экономики, балансом поглощения и уровнем готовности бизнеса. Нужно понимать тиражирование не как буквальное копирование всех механизмов, а как распространение практики и уроков эксперимента, в том числе выявленных ограничений и новых возможностей, а также открытых вопросов для постановки в климатических программах иных субъектов.
При расширении механизма уже обсуждаются меры защиты предприятий от финансовых рисков, и часть из них заложена в самой логике эксперимента, хоть и требует доработки по ряду нормативных актов. Во‑первых, это повышение гибкости при проектировании и оценке квот: переход от жестко фиксированных объемов к квотированию по удельной углеродоёмкости и отраслевому подходу, что позволяет учитывать реальную производственную динамику и структуру отраслей. Во‑вторых, возможны новые механизмы реинвестирования платежей за превышение квот в программы модернизации (ЖКХ, энергоэффективность, новая генерация), а также использование инструментов поддержки климатических проектов, чтобы предприятия могли компенсировать эмиссии за счет собственных инвестиций.
На мой взгляд, баланс климатических целей и экономического развития при масштабировании можно обеспечить через соблюдение следующи ключевых принципов, отработанных на примере Сахалина и в диалоге с другими регионами:
– Постепенность и предсказуемость: цели по снижению нетто-выбросов и параметры квот задаются поэтапно, с чётким горизонтом планирования, чтобы государство и бизнес могли адаптировать инвестиционные циклы и стратегии без резких потрясений.
– Дифференциация: разным отраслям и регионам устанавливаются индивидуальные траектории, инструменты и ключевые показатели эффективности с учётом структуры экономики, уровня доходов и технологической готовности, а не "единая планка для всех".
– Разделение задач: не стоит жёстко взаимоувязывать краткосрочные программы по снижению нетто-выбросов региона с амбицией углеродной нейтральности и нормами квотирования компаний. Инвентаризация региона и квотирование бизнеса имеют разную чувствительность к изменению и совершенствованию исходных данных и методологий.
– Гибкость и адаптация: механизмы должны быть гибкими, с возможностью корректировки параметров в зависимости от экономической ситуации, технологических прорывов и социальных рисков.
– Обратная связь и диалог: регулярное взаимодействие с бизнесом, экспертами и регионами позволяет своевременно корректировать подходы, минимизируя негативные эффекты и повышая доверие к системе.
Хочется также обозначить несколько ключевых преимуществ конкретно механизма квотирования выбросов как элемента системы углеродного регулирования:
1) Во-первых, это рыночный сигнал – механизм создает явную цену углеродного риска: превышение квоты приводит к платежу или необходимости покупки углеродных единиц, что делает экономически выгодным сокращение выбросов и инвестиции в НДТ и климатические проекты, а также формирует устойчивый спрос на углеродные единицы и единицы выполнения квоты, без которого рост национального рынка и интерес бизнеса к запуску климатических и лесоклиматических проектов был бы существенно слабее. И у нас есть запрос от регулируемого бизнеса на вовлечение иных регионов их деятельности в такую "механику".
2) Во-вторых, понятность и сопоставимость на международном уровне – квотирование встраивает российскую модель в привычную для Парижского соглашения и ключевых юрисдикций архитектуру: "учёт – квоты – рынок – верификация", делая систему прозрачной и понятной для иностранных партнёров, инвесторов и регуляторов. Также это позволяет корректно учитывать российские усилия в международных отчетах и аргументировать защиту от жёстких трансграничных механизмов (по сути, демонстрируя, что углерод уже "учтён и оплачен" внутри страны).
3) В-третьих, управляемость и предсказуемость для государства и бизнеса. Так мы получаем инструмент количественного управления траекторией выбросов: государство может поэтапно ужесточать или смягчать параметры квот, адаптируясь к экономической ситуации и технологическому прогрессу с учетом предложений компаний. Вот по этому пункту предстоит основная доработка.
4) Квоты после донастройки системы могли бы стать еще более сильным, но рационально-ориентированным стимулом к технологической модернизации. При переходе к квотированию по удельной углеродоёмкости продукции квоты напрямую стимулируют повышение энергоэффективности и внедрение НДТ. Отраслевой и дифференцированный подход к квотам позволяет завязать правила игры на реальную технологическую базу отраслей и использовать квоты как инструмент структурной модернизации, а не чисто фискальный сбор. К слову, ставку платы в этом год ни одно предприятие не внесло – все воспользовались выстроенными инструментами торговли, что подтвердило готовность необходимой климатической инфраструктуры и нормативки с 2022 года. Так вот сочетались добровольные климатические инициативы бизнеса с обязательным регуляторным контуром, превращая климатические проекты из маркетинговой опции в полноценный инструмент управления рисками и доходами.
5) Связка с верификацией и доверием к данным на уровне регионов и компаний. Наличие квот требует обязательной верифицированной отчетности: без этого невозможно ни справедливо распределять квоты, ни оценивать выполнение. Это автоматически ведёт к повышению качества данных, развитию институтов верификации и доверия к системе. Верифицированные данные по квотам становятся основой для региональных и национальных кадастров, что усиливает и климатическую, и экономическую аналитику для принятия решений.
На фоне дискуссий об успехах пилотного проекта, перспективах и методах тиражирования опыта Сахалинской области на другие регионы мы побеседовали со специальным представителем губернатора Сахалинской области по вопросам климата и устойчивого развития, координатором климатического эксперимента Миленой Милич.
- Действительно ли оценка результатов Сахалинского эксперимента продолжится до 2028 года и с чем связана такая продолжительность, если углеродная нейтральность уже достигнута?
Само же достижение углеродной нейтральности не позднее окончания 2025 года — это целевая веха внутри более длинного цикла, в который входят такие задачи для Координатора и всех участников эксперимента и уполномоченных органов: проверка устойчивости достигнутого баланса, отработка работы квот и углеродного рынка в разных макроэкономических условиях, совершенствование методик учета и верификации, подготовка предложений по модели национального регулирования, а также продолжение реализации региональных и корпоративных мероприятий с климатическим эффектом.
- Не ошибаются ли на Ваш взгляд представители РСПП, упоминая про 11%-й рост выбросов парниковых газов в качестве контраргумента для его масштабирования на другие регионы и подтверждения что Сахалин объявлен углеродно-нейтральным не благодаря квотированию?
Если по частям разобрать тезисы, то выделю два смысловых расхождения.
Во-первых, в таком залоге вырывается из контекста один год и один сегмент действия квот в 2024 году, тогда как показатель нейтральности рассчитывается по всему региональному балансу с 2019 года — с учётом сокращений в ЖКХ, транспорте, энергетике и роста поглощения экосистемами. Произошло ли технически достижение той или иной планки по нетто-выбросам в конкретный год, не мешает оценивать вклад механизма квотирования в общую модель регулирования. Кроме того, квотирование вводилось как элемент комплексной системы, а не как единственный инструмент.
Во-вторых, первый год действия квот всегда является периодом настройки: квоты устанавливаются на основе исторических данных и производственных планов, предприятия только начинают учитывать углеродный риск в стратегии, поэтому краткосрочные колебания не могут служить показателем эффективности или неэффективности механизма в целом.
В целом важно смотреть не только на выбросы, но и на их эффективность, экономику.
Единственный и достаточный аргумент против немедленного распространения квотирования (как лишь одного из элементов экспериментального режима) — необходимость предварительной работы по совершенствованию подходов и методик с учётом накопленного опыта и специфики отраслей. Вместе с тем, отменять квотирование в принципе как потенциальный механизм регулирования на данном этапе также нельзя, поскольку это создаст риски для реализации климатических целей и лишит страну необходимого опыта и адаптации к изменениям экономических реалий в связи с изменениями климата.
Таким образом, критика РСПП по отдельным параметрам квотирования внутри Эксперимента справедлива и ее нужно использовать как вход в работу по настройке модели, например: переход к удельной углеродоёмкости, отраслевой подход, гибкость квот, перераспределение нагрузки и реинвестирование поступлений в модернизацию, критерии определения регулируемых секторов и компаний. Более того, хорошим решением было бы заняться этим совместно всем заинтересованным сторонам и носителям экспертизы, как и ранее разработкой самой Методики квотирования, утвержденной Минэкономразвития России в 2022 году. Мы уже получили подтверждение готовности ключевых бизнес альянсов к такой работе.
- Ваши главные аргументы в пользу масштабирования конкретно квотирования?
Так часто цитируемая "преждевременность" масштабирования (что про квоты, что про всю модель углеродного менеджмента в регионах и компаниях) — политико‑оценочное суждение. С точки зрения управления рисками: чем позже Россия будет масштабировать механизмы низкоуглеродного развития, тем выше будут трансграничные и рыночные риски для экспорто‑ориентированных отраслей; отсутствие опыта в разных типах регионов приведёт к тому, что любая будущая национальная система будет строиться вслепую.
Если конкретно о квотировании, хоть это и не первый шаг на пути, выделю следующие плюсы и преимущества элемента системы. Квотирование создаёт рыночный сигнал: превышение квоты ведёт к платежу или покупке углеродных единиц, что экономически стимулирует сокращение выбросов, инвестиции в НДТ и климатические проекты, а также формирует спрос на углеродный рынок. Без квот интерес бизнеса к проектам был бы слабее, а рост рынка — медленнее.
Механизм квот встраивает российскую систему в международные стандарты ("учёт – квоты – рынок – верификация"), делая её прозрачной для инвесторов, партнёров и регуляторов, а также помогает корректно отражать усилия в международных отчётах.
Квоты дают управляемость и предсказуемость: государство может поэтапно адаптировать параметры, а бизнес — планировать модернизацию и инвестиции. Квоты стимулируют технологическое обновление и повышение энергоэффективности, особенно при переходе к удельной углеродоёмкости продукции.
Наличие квот требует обязательной верифицированной отчётности, что повышает качество данных, развивает институты верификации и доверие к системе. Верифицированные данные становятся основой для кадастров и аналитики.
Квотирование интегрирует добровольные инициативы бизнеса с обязательным регулированием, превращая климатические проекты из маркетинга в инструмент управления рисками и доходами.
Важно отметить, что в любом случае, масштабирование необходимо для новых отраслей и регионов: это позволит получить опыт регулирования, подготовить инфраструктуру и избежать рисков при внедрении на уровне страны. Ведь по настоящее время далеко не все отрасли в принципе прошли экспериментальное квотирование по объективным причинам (например, не представлены на Сахалине). Но ряд из них попадают под СВАМ – а значит, рисково не получить опыт и не научиться считать и регулировать такие предприятия в стране.
Считаю, в регионах с новыми отраслями и экосистемами нужно масштабировать внедрение элементов углеродного регулирования в экспериментальном режиме. Причем помимо квотирования, можно провести анализ потенциального внедрения других методов (carbon tax) и масштабирования экспериментального режима с новыми механизмами. В какой перспективе и в каком темпе – вопрос требующий проработки с учетом национальных и международных реалий.
Как согласовать позицию РСПП, выступающего против механического копирования сахалинской модели, с планами по распространению эксперимента на другие регионы? В чем суть подхода федерального центра?
То, что РСПП выступает против "копирования формы без оценки содержания", — как раз наш общий аргумент в пользу сахалинской модели: модель изначально разрабатывалась как эксперимент; то есть сама федеральная рамка исходит из необходимости анализа содержания, а не механического масштабирования. В федеральных решениях и рекомендациях уровня профильной Госкомиссии и на других площадках сейчас речь идёт не о моментальном переносе всех параметров сахалинского механизма в другие регионы, а о формировании пилотной волны территорий для отработки разных конфигураций регулирования: с разной структурой экономики, балансом поглощения и уровнем готовности бизнеса. Нужно понимать тиражирование не как буквальное копирование всех механизмов, а как распространение практики и уроков эксперимента, в том числе выявленных ограничений и новых возможностей, а также открытых вопросов для постановки в климатических программах иных субъектов.
- Что вы ответите тем, кто считает успех Сахалина нерелевантным для промышленных регионов с высокой эмиссией?
- Заложены ли в механизм эксперимента при его расширении меры защиты предприятий от финансовых рисков?
При расширении механизма уже обсуждаются меры защиты предприятий от финансовых рисков, и часть из них заложена в самой логике эксперимента, хоть и требует доработки по ряду нормативных актов. Во‑первых, это повышение гибкости при проектировании и оценке квот: переход от жестко фиксированных объемов к квотированию по удельной углеродоёмкости и отраслевому подходу, что позволяет учитывать реальную производственную динамику и структуру отраслей. Во‑вторых, возможны новые механизмы реинвестирования платежей за превышение квот в программы модернизации (ЖКХ, энергоэффективность, новая генерация), а также использование инструментов поддержки климатических проектов, чтобы предприятия могли компенсировать эмиссии за счет собственных инвестиций.
- Как сбалансировать климатические цели и экономическое развитие регионов при масштабировании?
На мой взгляд, баланс климатических целей и экономического развития при масштабировании можно обеспечить через соблюдение следующи ключевых принципов, отработанных на примере Сахалина и в диалоге с другими регионами:
– Постепенность и предсказуемость: цели по снижению нетто-выбросов и параметры квот задаются поэтапно, с чётким горизонтом планирования, чтобы государство и бизнес могли адаптировать инвестиционные циклы и стратегии без резких потрясений.
– Дифференциация: разным отраслям и регионам устанавливаются индивидуальные траектории, инструменты и ключевые показатели эффективности с учётом структуры экономики, уровня доходов и технологической готовности, а не "единая планка для всех".
– Разделение задач: не стоит жёстко взаимоувязывать краткосрочные программы по снижению нетто-выбросов региона с амбицией углеродной нейтральности и нормами квотирования компаний. Инвентаризация региона и квотирование бизнеса имеют разную чувствительность к изменению и совершенствованию исходных данных и методологий.
– Гибкость и адаптация: механизмы должны быть гибкими, с возможностью корректировки параметров в зависимости от экономической ситуации, технологических прорывов и социальных рисков.
– Обратная связь и диалог: регулярное взаимодействие с бизнесом, экспертами и регионами позволяет своевременно корректировать подходы, минимизируя негативные эффекты и повышая доверие к системе.
Хочется также обозначить несколько ключевых преимуществ конкретно механизма квотирования выбросов как элемента системы углеродного регулирования:
1) Во-первых, это рыночный сигнал – механизм создает явную цену углеродного риска: превышение квоты приводит к платежу или необходимости покупки углеродных единиц, что делает экономически выгодным сокращение выбросов и инвестиции в НДТ и климатические проекты, а также формирует устойчивый спрос на углеродные единицы и единицы выполнения квоты, без которого рост национального рынка и интерес бизнеса к запуску климатических и лесоклиматических проектов был бы существенно слабее. И у нас есть запрос от регулируемого бизнеса на вовлечение иных регионов их деятельности в такую "механику".
2) Во-вторых, понятность и сопоставимость на международном уровне – квотирование встраивает российскую модель в привычную для Парижского соглашения и ключевых юрисдикций архитектуру: "учёт – квоты – рынок – верификация", делая систему прозрачной и понятной для иностранных партнёров, инвесторов и регуляторов. Также это позволяет корректно учитывать российские усилия в международных отчетах и аргументировать защиту от жёстких трансграничных механизмов (по сути, демонстрируя, что углерод уже "учтён и оплачен" внутри страны).
3) В-третьих, управляемость и предсказуемость для государства и бизнеса. Так мы получаем инструмент количественного управления траекторией выбросов: государство может поэтапно ужесточать или смягчать параметры квот, адаптируясь к экономической ситуации и технологическому прогрессу с учетом предложений компаний. Вот по этому пункту предстоит основная доработка.
4) Квоты после донастройки системы могли бы стать еще более сильным, но рационально-ориентированным стимулом к технологической модернизации. При переходе к квотированию по удельной углеродоёмкости продукции квоты напрямую стимулируют повышение энергоэффективности и внедрение НДТ. Отраслевой и дифференцированный подход к квотам позволяет завязать правила игры на реальную технологическую базу отраслей и использовать квоты как инструмент структурной модернизации, а не чисто фискальный сбор. К слову, ставку платы в этом год ни одно предприятие не внесло – все воспользовались выстроенными инструментами торговли, что подтвердило готовность необходимой климатической инфраструктуры и нормативки с 2022 года. Так вот сочетались добровольные климатические инициативы бизнеса с обязательным регуляторным контуром, превращая климатические проекты из маркетинговой опции в полноценный инструмент управления рисками и доходами.
5) Связка с верификацией и доверием к данным на уровне регионов и компаний. Наличие квот требует обязательной верифицированной отчетности: без этого невозможно ни справедливо распределять квоты, ни оценивать выполнение. Это автоматически ведёт к повышению качества данных, развитию институтов верификации и доверия к системе. Верифицированные данные по квотам становятся основой для региональных и национальных кадастров, что усиливает и климатическую, и экономическую аналитику для принятия решений.